Как встать на биржу труда в риге, Совершённая любовь
Более сорока лет я помню его наизусть и ношу в своей душе. Сюжетная тропа, истоптанная до окопной глубины многими поколениями литераторов. В связи с этим казаки объявили бойкот иногородним, постановив не пахать их земли под угрозой сурового наказания нарушителя постановления. Практически ровесницы — Маруся года рождения, Олёна — го.
Олене Кириленко — дочери украинского «кулака», державшего в деревне маслобойку, повезло больше. Отца Кириленко Григория Семёновича сослали в Биробиджан, где он вскорости умер. Маму Кириленко Вассу Яковлевну — куда-то в лагерь на Азов. Олена оставалась одна в пустом родительском доме, все запасы зерна и других продуктов, а также скотину конфисковали красноармейцы.
То же самое власти проделывали со всеми крестьянами, это и стало причиной голодомора. Дальше события с нашими двадцатилетними мамами развивались по похожим сценариям.
Олену Кириенко спас от голода молодой красноармеец Петр Григорьевич Павук, пришедший в их село с отрядом конфискаторов.
Влюбившись, он не побоялся жениться на дочери кулака, 11 апреля года дал ей свою фамилию, помог освободить и вернуть из ссылки домой её маму. Марусю Скуратовскую спас другой красноармеец — кавалерист Андрей Андреевич Толкач. Считайте, им обеим повезло. Они остались живы. Родили детей. Пережили большую войну. Но держали свои воспоминания при себе. О маме я должна сказать ещё несколько очень Ангел во плоти. Бесконечно добрый человек. Никогда не слышала от неё не только грубого слова, но и окрика, ругани в чьей бы-то ни было адрес.
Мама никогда никого не осуждала. Никогда не точила лясы на лавочке во дворе. Вся жизнь её проходила в заботах о семье, о нас — детях и внуках. Великая труженица. Дом — работа — огород — лес. На всё хватало сил. Что это было — черта характера? Или благодарность судьбе за подаренную ей жизнь? Последние слова моей мамочки: «Как жить хочется! Рассказывал, что фамилия их происходила от толкачей, сплавлявших по реке лес. Моя бабушка по отцу Лиза родила 11 детей. Муж её Андрей всю жизнь работал на мельнице, мельник был евреем.
Сын Андрюша мой папа внешне отличался от своих русых братьев и сестёр, был темноволосым и чернобровым, да к тому же слегка грассировал. Из-за чего у нас с сестрой Валей, внешне очень похожей на папу, сложилась легенда, будто нашу белорусскую бабушку соблазнил мельник, в результате той грешной связи в наших жилах течёт не только польско-белорусская, но и еврейская кровь.
Версия вполне правдоподобная. Дед Андрей умер рано, в судьбоносном м, оставив кучу детей на жену. Тогда же совсем молодым от болезни умер и их старший сын Адам. Бабушка Лиза дожила до 97 лет, но я видела её только на фо Десяти лет осиротевший Андрюша, окончив церковно-приходскую школу, пошёл в люди, в подмастерья к деревенскому сапожнику.
В году его призвали в ряды Красной армии и направили в кавалерийский полк в городе Борисове, а после окончания полковой школы он до года служил в 5-м стрелковом полку, а затем в й танковой бригаде — в ремонтных мастерских.
В году бригада прибыла в Ригу, как теперь говорят, с оккупантскими войсками. В детстве ни мне, ни сестре так и не пришлось побывать на родине отца, в Беларусь к своей родне иногда ездил только папа. Но после войны к нам в Ригу наведывались папины братья: младшие Костя, Володя и Фёдор, жившие в деревне Чернова, неподалёку от родной Рудни, там же обитали и три папины сестры — Катя, Ольга и Настя. Папа и мама изредка их навещали. Старшие братья Борис и Кузьма приезжали к нам из далекого сибирского города Канска.
Как оказались в Сибири эти два брата, можно только догадываться, скорее всего это была послевоенная ссылка, в Ригу они наведались уже после кончины Сталина, когда в СССР была объявлена массовая амнистия, к началу августа года Поскольку первой ворошиловской амнистии подлежали лица со сроками до пяти лет, можно предположить, что братьев сослали за какие-то хозяйственные провинности.
Гостили у нас они году в или м. Одеты по-сибирски — в ватных телогрейках и тканевых шапках-ушанках. После войны в Беларуси жили очень бедно, и мы, тоже не испытывавшие излишка, посылали своим родственникам детскую одежду, игрушки и другие вещи. Приезжая к нам, они удивлялись изобилию рижских магазинов, скупали разноцветные шерстяные платки рижской текстильной фабрики, очевидно, на продажу у себя в Беларуси. Нам же в подарок привозились нитки сушёных белых грибов, мёд и яблоки.
Лишь однажды я побывала у белорусской родни, но в Украине. Мне было лет одиннадцать, когда мы с отцом поехали в Полтаву, к тёте Марусе. Она со своим мужем Саввой, тогда уже взрослой дочкой Лидой и двумя сыновьями жили на городской окраине в белой хатке, на берегу речушки со смешным названием Тарапунька.
Громадный сад — развесистый абрикос и пятьдесят вишнёвых деревьев, лазали по ним с младшим Витькой, объедаясь сочной вишней-шпанкой. На дворе в большом медном А на базаре вишню и абрикосы продавали вёдрами, и, по нашим понятиям, даром, по 10 старых рублей за ведро.
Домой в Ригу мы увезли два ведра тёткиного вишнёвого варенья и воспоминания о солнечном украинском городке с уютными мазанками и приветливыми хлебосольными полтавчанами. В послевоенной Полтаве и через четырнадцать лет после войны часто снимали военное кино, город сильно пострадал от бомбёжек, сплошь и рядом стояли целые кварталы развалин. И конечно, одним из детских впечатлений стала поездка на места Полтавской битвы, где в году Русская армия под предводительством Петра I разгромила войска Карла XII.
Оттуда-то и пошло выражение «досталось как шведу под Полтавой». Знакомый швед говорил, что они до сих пор вспоминают свой украинский позор.
Хорошо помню, как из Минска в Ригу, уже когда мы жили на Югле, приезжал погостить один из многочисленных двоюродных братьев Коля, мой ровесник, кажется сын дяди Володи. А ещё были двоюродные сёстры и братья отца, раскиданные по всему Союзу. С кем-то из них отец переписывался, кто-то гостил у нас в Риге. На родину отца в Беларуси впервые удалось наведаться только в начале х, когда, я, как журналист, ездила на встречу с президентом Лукашенко.
Знакомый предприниматель из Минска на машине свозил меня в деревню Рудню. Поклонилась родной земле, нашла следы той самой мельницы, где работал наш дед. Местные жители указали дом старожилов. Заглянули к ним. Столетняя пара — ровесники отца — вспомнили семью Толкачей, рассказали, что кто-то из нашей родни живёт в соседних деревнях, но туда мы добраться не успели.
Бесчисленные белорусские родичи разъехались в разные места, кто близко, кто далёко, связи с ними после кончины родителей утеряны. Мама, став женой военнослужащего, освоила азбуку Морзе и шесть лет проработала телефонисткой в узле связи. В году родилась первая их дочка Люся, но прожила недолго, заболела корью и воспалением лёгких в восьмимесячном возрасте.
Антибиотиков тогда ещё не было, пенициллин стали применять только в годы войны, и малютки не стало. После похорон рабочий комитет премировал маму путёвкой в санаторий «Ударник связи» в Одессе, один из немногих в её жизни курортов. Интересные моменты тех лет подсказали нам фотографии из маминого альбома. Групповой снимок, тогда было принято фотографировать большие группы людей по интересам, датирован годом. Отыскала на нём среди других военных папу, то есть на другой год после свадьбы он поехал отдыхать в санаторий города Курск.
На других В белом сарафане, в окружении загорелых курортников, как кадры из старого кино. Очевидно, первые советские санатории и дома отдыха, размещавшиеся в бывших дворцах и имениях, предназначались прежде всего для отдыха военнослужащих и их семей.
В альбоме много таких групповых снимков из довоенных и послевоенных санаториев в разных концах страны — Сочи, Кисловодск, Трускавец, Пуща Водица, Кемери, Балдоне. Но ездил подлечиться и отдохнуть чаще папа, инвалидам войны раз в год путёвки в санаторий выделяли бесплатно. Маме оставалось упаковывать чемодан новыми вещами. В году в День Первомая в семье появилась на свет ещё одна девочка, моя старшая сестра, наречённая Валентиной или, по-простому, Лялей. А год спустя мама с малышкой перебрались в Ригу, к папе.
После распада Союза мне пришлось скрыть эту строку в биографии родителей, у «оккупантов» и их детей в первые годы независимой Латвии создавалось множество проблем с получением паспорта и приватизационных сертификатов для приобретения квартиры в собственность.
На этот случай нашлась справка о прибытии родителей в Ригу в году, её-то, вместе с кучей других документов, я и предъявила специальной комиссии Жили родители до начала войны в Задвинье, где-то в том месте, где сейчас находится гостиница «Radisson», переехав потом на Москачку, в район улицы Ломоносова, ближе к расположению воинской части отца.
Война в Латвию пришла очень быстро, уже через неделю, в конце июня года, немцы были в Риге. Отец со своей частью ушёл на фронт. А мама, к тому времени носившая под грудью очередного младенца, в срочном порядке эвакуировалась вместе с другими жёнами военных.
Эшелон, в котором они с Лялей ехали к месту эвакуации в Поволжье, попал под бомбёжку. Маму сильно контузило, она потеряла ребёнка, как оказалось, мальчика, и была отправлена в больницу в Бутурлино, где ко всему прочему подхватила тиф. Двухлетнюю сестру приютили чужие люди. Свою малышку мама увидела лишь через полгода. Оправившись от болезни, мама стала работать в эвакогоспитале, в колхозе «Красное Сормово» Бутурлинского района Горьковской теперь Нижегородской области, хотя в трудовой книжке осталась запись, очевидно это было военным секретом — воспитательница в детских яслях.
Сестра вспоминала, как совсем маленькой девочкой, с табуретки читала в госпитале раненым стихи — сколько подоб Мама никогда не рассказывала, да и мы, дети, не любопытствовали, как ей удалось сохранить массу вещей, в том числе из её приданого: несколько самотканых шерстяных ковров — чёрных, с яркими орнаментами и крупными пунцовыми цветами, скатерти ручной работы, рушники, вышитые гладью подзоры, постельное белье.
С довоенного времени в доме хранилась швейная машинка «Зингер», на которой учил меня шить отец. Скорее всего, вещи оставались на хранение где-то в Риге, возможно у их знакомых из местных. Трудно представить себе срочную эвакуацию со всем домашним скарбом. Расспросить, как всё это происходило, увы, уже некого.
В начале войны отец во время формирования воинских частей попал в танковую часть 82 стрелкового полка в должности оружейного мастера. Воевал на Северо-Западном фронте, в феврале года был ранен осколком снаряда под городом Остров Псковской области.
Как Маресьев из «Повести о настоящем человеке», сутки или двое раненый отец провёл в зимнем лесу, пока его не подо Началась гангрена, до конца года он кочевал по госпиталям, перенёс пять ампутаций, пока мама не забрала его из Челябинска, откуда они в мае го вернулись в Ригу.
Удивительное совпадение — московский племянник Петя служил в Чебаркуле, в военном госпитале, медбратом, может в том же самом… Отца наградили Орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией», ещё один орден так до него и не дошёл. Перед смертью, почти в беспамятстве, папа вспоминал тот Челябинский госпиталь.
Оперировал в госпитале отца профессор Лишневский Сергей Михайлович, ставший другом нашей семьи. Наша мама, после возвращения в Ригу, дошла до самого маршала Баграмяна, командующего Прибалтийским военным округом, с ходатайством о переводе профессора Лишневского с семьёй в Ригу.
Надо сказать, что мама, тихая с виду, могла пробить лбом стену, чтобы решить какой-то вопрос, касающийся отца или близких людей. Сергей Михайлович через несколько месяцев уже не только приехал в Ригу, но и получил большую отдельную квартиру в тихом центре на улице Виландес. Работать он стал в Институте травматологии и ортопедии, а его жена Тамара Александровна — на Рижском протезно-ортопедическом заводе.
Этакий Нашла в интернете ссылку на книгу: Лишневский, Сергей Михайлович. Дружба домами растянулась на десятилетия. Ходили друг к другу в гости, поздравляли со всеми праздниками. Лишневские для нас были людьми с другой планеты. Интеллектуалы, непритязательные в вопросах быта, все свои средства вкладывали не в вещи, а в духовные ценности.
Жалованье профессора в те годы позволяло оплачивать частные уроки английского и немецкого сыну Мише, а родителям — пускаться в путешествия морскими круизами вокруг Европы, когда даже в Болгарию поехать не каждому удавалось. Чета Лишневских занимала почётное место дорогих гостей на свадьбе сестры, а потом и на моей.
Последний раз мы виделись на похоронах моих родителей. Миша, тоже врач, эмигрировал в е в Германию, в один из его визитов в Латвию случайно столкнулась с ним в Юрмале и он рассказал, что родителей похоронил. Уже в июне го мои родители поступили на службу в Окружной дом офицеров, отец до года работал в армейском спортивном клубе.
После чего вышел на пенсию, сидел дома, подрабаты Ляля в году пошла в 17 рижскую среднюю школу, тогда в ней учились только девочки. Через девять лет в эту же школу, уже смешанную, поступила и я а спустя 31 год, нашу школу окончила и наша дочка. Мама прослужила в Доме офицеров билетным контролёром целых 38 лет, до самой кончины. Семья, муж и дети всегда были самыми важными для неё. Поэтому работу она нашла такую, чтобы днём оставаться дома, а на службу ходила по вечерам и воскресеньям, с выходным в понедельник.
В трудовой книжке мамы остались 76 записей об объявленных благодарностях, премиях, занесениях на Доску почёта, ценных подарках. На все юбилейные Дни победы маму награждали памятными медалями, есть и медаль «В ознаменование летия со дня рождения В. На праздники она всегда прикрепляла все свои награды на лацкан строгого служебного костюма.
Отец много болел, работал недолго — на лодочной станции на Рижском канале, в армейском спортклубе и на зимнем катке СКА. Дома же сапожничал, в кухне был отделён занавеской уголок, где он зани Ремеслом сапожника он овладел ещё мальчишкой в своей деревне. Но был, что называется мастером «золотые руки». Легко мастерил абсолютно разные вещи. Помимо ремонта и пошива обуви, мог отреставрировать мебель, поменять обивку и пружины на старом диване, построить домик на огороде, помню, сшил мне юбочку для вступления в пионеры, а себе пальто на меху, учил меня вязать на спицах, и ещё много чему.
В отличие от мамы-белоручки, умевшей лишь вышивать крестиком и вязать крючком кружева, да когда-то в молодости она увлекалась ручной ажурной вышивкой ришелье. Отцовский дар мастера на все руки передался моей сестре Вале и нашему сыну Пете.
Будучи человеком свободной профессии, папа много времени проводил дома. С ним мы дружили, читали, ездили на шестом трамвае в лес Шмерли или на озеро Югла. До 13 моих лет почти каждый день гуляли, взявшись за руки, по ближайшим к дому паркам и говорили, говорили… Мечтатель-романтик, папа знал каждую травинку, каждую пичужку и привил мне свою любовь к природе. О войне вспоминать не хотел, не смотрел кино и не читал книг на военную тематику. Отказывался Мирскими делами приходилось заниматься маме, поскольку материально жили мы достаточно стеснённо.
Папу я жалела и очень любила. О другой стороне медали в жизни отца, от которой меня ограждали в детстве, узнала уже взрослой. Оказалось, папа наш всегда был охоч до женского полу. И до войны, бравым солдатом.
И после неё, вернувшись домой на деревянной ноге, крепящейся ремнём через плечо. Много лет он жил на две семьи. Мне было всего семь лет, когда он привязался к женщине, их связь длилась более пятнадцати лет.
Мама знала, но скрывала от нас. Открылось всё, когда после семейных скандалов, я тогда уже училась в Москве, в возрасте шестидесяти четырёх лет папа подал на развод. Об истории его «поздней любви» сохранилось заявление в суд и на раздел имущества. Я прилетала в Ригу, уговорила родителей поделить домашний скарб без суда, подписав мировое соглашение. После развода папа ушёл к своей даме сердца, но ненадолго, что-то не сложилось, дома у неё не было ванной, а ходить в баню ему было несподручно.
Через полгода мой одноногий отец вернулся на прописанную площадь, заняв изолированную комнату в нашей квартире на Югле. И ещё пятнадцать лет родители жили под Что это было для мамы, трудно себе представить. На размен отец не шёл. Там же несколько лет, вернувшись из Москвы, жили и мы с Володей, там родились наши дети, пока не съехали на съёмную квартиру неподалёку. Такая история… Сестра не могла простить ему измен.
Её дети, живя летом у нас, с дедом Андреем практически не общались. Мой же маленький сын заглядывал к нему, они разговаривали об общем увлечении рыбалкой, незадолго перед кончиной дед подарил ему свои снасти. Мне же досталось ухаживать за папой до его смерти. Уже больного дома держать его мы не могли из-за мамы, к тому времени тоже резко сдавшей, боялись травмировать её отцовскими недугами.
Каждый день ездила к нему через весь город двумя трамваями в больницу, а Володя оставался с нашими малютками.
И, конечно же, все обиды остались в прошлом. А папа, умирая, в бреду называл меня Валей и вспоминал о том, как покупал ей конфеты «Мишка на Севере», а себе пивка, которое он давно перестал пить из-за больной печени. А ещё, когда я кормила его, диабетика, с ложечки грейпфрутом, почти в беспамятстве, вспоминал о госпитале в Челябинске и об апельсинах из ленд-лизовской посылки.
Наверно, такими были, а может, и остаются, психбольницы в России. Почему-то вспомнились рижские клиники, в которых лежал пару месяцев перед кончиной отец.
В советских медучреждениях остро не хватало среднего медперсонала и санитарок. В Гайльэзерсе, тогда новой современной больнице, приходилось приплачивать санитарам, чтобы ухаживали за лежачим отцом. Деньги на ветер, если и делали они что-то, то только в моём присутствии, скорее помогали соседи по палате, ходячие больные. Через некоторое время отца перевели в диспансер на Красной Двине. Больница была мало похожа на фильм Шахназарова, разве что само помещение в старинном больничном корпусе.
Отделение для инвалидов Великой Отечественной войны. Внимательные врачи. Очень хороший уход. Санитарки — сердобольные верующие женщины, денег не берут, с трудом всучишь пакетик конфет. Обстановка тяжёлая. В палате умирающие старики, каждый день появлялся кто-то новенький. Ушёл отец тихо, под утро перед Рождеством 24 декабря раздался звонок из больницы.
Через два месяца 23 февраля года не стало и мамы. Так, в летнем возрасте, почти в одночасье, я потеряла обоих родителей, навсегда Печальная история… Даже если тебя любят муж и дети.
Мне всегда казалось, что маму возле отца удерживает бесконечная любовь и благодарность за спасение в далёком году. Однако, как часто мы принимаем желаемое за действительное. Некие размышления заставили меня увидеть нечто иное.
Сразу скажу, что это только догадки и домыслы. И есть только один факт, позволивший нарисовать картину нелёгкой личной жизни моей мамочки. Как-то мельком незадолго до своего ухода отец, уже будучи в деменции, обмолвился о каком-то документе, которым он шантажировал маму. Это была та самая справка минского ГПУ об аресте мамы в Борисове, он прятал эту потёртую временем бумажку в старом комоде, под бельём.
Казалось, что в е годы маме уже нечего было бояться. Но это сегодня мы так думаем. Ведь не секрет, что люди поколения наших родителей не вспоминали годы сталинщины. В мамином альбоме есть фотография с замазанным фиолетовыми чернилами лицом друга семьи. Жили в страхе, скрывая факты своих биографий. Упоминание мамой родословной её польской семьи долгие годы было чревато разными осложнениями.
Только недавно пришло в голову, почему мама связала свою работу с Домом После войны это была идеальная «крыша» для неё, вышедшей из семьи польских антисоветчиков.
А мелкий шантаж папы был скорее всего просто неуместной выходкой теряющего разум отца. Другое воспоминание о папе. Навеяно недавней заметкой про кожаные пальто, присылаемые во время войны в комплекте с грузовиками студебеккерами как форма для водителей, но попадавшие исключительно на плечи партийных и советских начальников.
Потом эту версию опровергли, якобы никакого комплекта не было, просто какой-то бизнесмен грузил кожаную амуницию в эти самые студебеккеры. Папа не был никаким начальником, просто сержантом, раненым и потерявшим на войне ногу. Из Челябинского госпиталя в Ригу он вернулся в таком кожаном ленд-лизовском пальто.
Родившись через три года после войны, хорошо помню папу в кожаном пальто, широкополой фетровой шляпе и тростью в руке. Пальто это продали, на вырученные деньги папа приобрёл для меня клавесин. С родителями отношения складывались по-разному. Конечно, одинаково любила и папу, и мамочку. Мама — хранительница очага, готовила, убирала, стирала, таскала огромные мешки с дровами, Общались с мамой чаще по каким-то домашним делам, понимала, как нелегко ей приходится и всегда боялась огорчить её.
Культурную и познавательную программу обеспечивал Дом офицеров и отец. Но моя немолодая мамочка всегда жалела меня, усаживала в трамвае — «посиди дочка, ты устала». Я же, по-пионерски возмущалась, и даже стыдилась такого трепетного ко мне её отношения. И только когда её не стало, поняла, что мама была моим ангелом-хранителем. Везли туда вдоль Верманского сада на пролётке, запряжённой лошадью. В Риге после войны гужевой транспорт не был в диковинку, еще в е можно было встретить запряжённую повозку или телегу.
Мои крестины опровергают легенды о том, что в то время крестили исключительно тайно. Одновременно тогда окрестили мою девятилетнюю сестру, когда священник поднёс к ней крест для целования, Ляля вместо поцелуя, шумно вдохнула носом, батюшка улыбнулся и погладил её по голове.
Крёстным моим стал друг-фронтовик отца дядя Миша Ионкин, живший с семьёй в коммуналке на восемь семей в том доме на Элизабетес 17, где сейчас занимает самую большую квартиру президент Затлерс. Лялиным крёстным стал другой армейский папин товарищ — дядя Саша Кубышкин.
На одном из балов «новой буржуазии и старой аристократии» в Большой гильдии, было и такое в Риге в Конечно, в советское время дядя Саша скрывал этот факт своей биографии. Крёстная наша, Александра Михайловна Говор в девичестве Третьякова родилась 22 марта года в городе Зилупе в многодетной семье.
Судьба тети Шуры, так мы её называли, столь же трагична, сколь и счастлива. Незадолго до начала войны она вышла замуж за военного разведчика и жила в Риге.
В году родила дочку Лялю, в —м в эвакуации в городе Горьком малышка умерла от дифтерита. После войны тётя Шура привезла землю с её могилки и перенесла её на могилы своих близких на Лесном кладбище — мамы, отца и Дуси-домработницы, полноправного члена их семьи. Муж тёти Шуры погиб в первые месяцы войны. В конце войны она встретила своего второго мужа.
Говор Пётр Гордеевич, тоже военный, и тоже разведчик. Ждали ребёнка. Всё было хорошо. Но не тут-то было. Служба мужа настояла на принудительном аборте на большом сроке, якобы из-за случаев бешенства животных в части, где служил дядя Петя.
Это был Больше детей тётя Шура иметь не могла. Рассказала мне об этом крёстная незадолго до кончины уже в х. Уволившись из армии, дядя Петя много лет работал технологом на ювелирной фабрике, переросшей в году в Рижский ювелирный завод.
Тётя Шура долгие годы отдала текстильной фабрике «Парижская коммуна», поначалу ткачиха, потом начальник ОТК и председатель профкома. При том, что смогла окончить лишь начальную школу в Зилупе. Помогал природный ум и поддержка мужа, он всегда был рядом при подготовке докладов и всяких служебных документов, сам Пётр Гордеевич был человеком образованным, начитанным.
Жили они на Гертрудинской улице 34, в большой квартире на пятом этаже, обставленной старинной мебелью, с богатой библиотекой, книги из которой он выдавал почитать крестнице, педантично записывая в формуляр названия. Не имея своих детей, они взяли к себе двух латгальских племянников тёти Шуры — Вячеслава и Зину, воспитав их как своих, дав образование. Оба они стали ювелирами и работали на том же ювелирном заводе.
Тётя Шура и дядя Петя. Удивительно красивая и гармоничная пара. Аристократы в душе, настолько благородно оба выглядели и вели себя. Мои родители познакомились с крёстной еще до войны и Все три семейства стали на долгие годы общей компанией. Для меня же тётя Шура стала очень близким и любимым человеком, и ещё двадцать лет после кончины родителей, ближе неё из старшего поколения никого не было.
Вспоминаю её добрые глаза и улыбку. Уже будучи в преклонных годах, крёстная мало говорила при наших встречах о себе, о своих проблемах. Но всегда подробно выспрашивала о наших близких, называла всех по именам.
Признак чрезвычайно воспитанного человека. Александра Михайловна и Пётр Гордеевич нежно относились друг к другу, обращаясь только по имени-отчеству, и всегда служили примером для подражания в отношениях между мужчиной и женщиной.
Красиво жили и красиво отдыхали. На протяжении многих лет каждую осень, в бархатный сезон, они отправлялись в Крым. Так и в м, когда дядя Петя уже был серьёзно болен, как обычно, поехали к Чёрному морю. Оказалось, в свое последнее совместное путешествие. По дороге назад в симферопольском поезде дядя Петя скончался, и тётя Шура привезла в Ригу тело любимого мужа.
Сильная женщина, с необычайным достоинством мама Шура несла себя по жизни. Ещё пятнадцать Летом на даче в Дзинтари, на Турайдас, далеко за железной дорогой, она в любую погоду, с весны до осени, каждый день ходила купаться на море. Зимой в Риге, почти потеряв зрение, но оставаясь всё такой же статной и благородной дамой, с тросточкой в руке, она сама ходила в магазин за продуктами, на обязательную прогулку в Верманский сад, садилась в одиннадцатый трамвай и ехала на Лесное кладбище навестить своего Петра Гордеевича и родителей.
До самой её кончины каждый год 9 мая мы с крёстной ходили к Памятнику освободителям Риги. Очень важный для неё день. Помню, как расстроилась мама Шура, не получив привычного поздравления к Дню Победы от Российского посольства. В какой-то момент чиновники перестали поздравлять ветеранов с паспортами граждан Латвии. Пришлось, используя связи с посольскими, исправить эту очевидную глупость. В году в Доме Москвы Александре Михайловне Говор вручили очередную награду ветерана войны, после чего мы вместе отметили это событие у неё дома.
Удивительно, но почти ослепнув, тётя Шура угощала меня праздничным обедом, собственноручно приготовленными вкуснейшими котлетками. Очевидно, память о стряпне, а она превосходная хозяйка, сохранилась в её тёплых руках.
Выпили с ней по рюмке коньяку, на десерт полакомились её любимым тортом «Соната» и свежей клубникой. Тогда она не обмолвилась о своей неизлечимой хвори, а осенью того же года не стало родного и невероятно близкого человека — последнего из тех, кто держал меня, новорождённую, на руках. Проходя мимо её парадной на Гертрудинской, всегда благостной тоской щемит сердце, вспоминая добрым словом свою любимую крёстную маму.
Маме было тридцать семь лет, но мы всегда считали — уже сорок, как по паспорту. Родители долго выбирали имя между Зоей или Майей, но сестра настояла на Оле — в честь любимой младшей сестры вождя революции из известной детской книжки.
До того, как определили в детский сад, мама часто брала меня с собой на работу в Дом офицеров. Через много лет после кончины родителей, бывший конферансье Ансамбля песни и пляски Прибалтийского военного округа, сокращённо — ПрибВО, Лев Семёнович Бирман, а с года главный Дед Мороз Латвии, рассказал на одной из встреч на полном серьёзе, как держал меня, малютку на руках на каком-то собрании. Конечно, поверила. Но, всё-таки перепроверила даты его жизни.
Бирман оказался большим шутником. В год моего рождения ему было лет четырнадцать. Заслуженный артист республики, Лев Семёнович служил актёром в Кукольном театре в Риге до последнего своего дня. В году его не стало. В моём детстве было принято говорить: школа наш второй дом. Но для меня вторым стал Дом офицеров — ОДО. Детские киносеансы по воскресеньям, а иногда и взрослое кино, «Тарзана» с Джонни Вайсмюллером крутили там множество раз… Каждое воскресенье, после утреннего детского сеанса в полупустом кинозале устраивались просмотры для командующего округом, его домочадцев и друзей.
Когда гас свет, мама тихонько пропускала меня в зал, благодаря чему удавалось смотреть все лучшие советские и зарубежные фильмы тех лет, которые выпускались в прокат. Помню, во время просмотра фильма «Лично известен» о революционере-большевике Семёне Тер-Петросяне по кличке Камо, в эпизоде с пыткой в Берлинской тюрьме раскалённым прутом со мной случилась истерика. Рыдала во весь голос, долго не могла остановиться, мамочке пришлось срочно эвакуировать меня из кинозала.
После киносеансов для генерала устраивалось чаепитие с самоваром и бубликами в од Будучи в Китае, уже в наше время, увидела на большой фабрике под Пекином, как мастера воссоздают такие же произведения древнего прикладного искусства. Мы до сих пор пересекаемся с ней на приёмах и презентациях, вспоминая маму Марию Степановну. Музыкальная школа в Доме офицеров, куда меня определили в пятилетнем возрасте… Концерты и спектакли — Ригу всегда любили гастролёры. Все известные артисты эстрады, театра и кино Советского Союза обязательно выступали в Доме офицеров, тогда там был лучший концертный зал в городе.
Марк Бернес, Клавдия Шульженко, Леонид Утёсов, Аркадий Райкин, Тарапунька и Штепсель, Шуров и Рыкунин и много других популярных тогда артистов советской эстрады — всех их я видела в своём детстве вживую. И самой не раз пришлось поиграть в артистку, выходя на сцену в каких-то спектаклях, где по ходу пьесы нужна была маленькая девочка.
Как сейчас вижу Бернеса, поющего вместе с залом «Если бы парни Вот было б весело в компании такой и до грядущего подать рукой». Летний сад ОДО, минутах в десяти ходьбы от Дома офицеров. На месте сегодняшнего парка Кронвальда и Дома конгрессов.
Вокруг сада ограда, вход через арку — для офицеров и их девушек бесплатно, для остальных — плата один рубль, по-новому десять копеек. Исторически сад и создавался для отдыха военнослужащих, в году Александр II подарил 13 гектаров земли Рижскому немецкому стрелковому обществу, и тогда ещё сад назвали Стрелковым, традицию переняли в Первой Республике, а затем и при советах.
В послевоенное время летом вся культурная жизнь из Дома офицеров переносились туда — концертная эстрада, танцплощадка, кинозал — всё под открытым небом. Лодочная станция на канале, качели-карусели, от них кружилась голова… Цветочные клумбы, фонтан, благоухающие кусты сирени в начале лета, и мама с охапками душистых букетов.
Рядом с садом в деревянном особняке на улице Горького — спортивный армейский клуб, по двум сторонам у входа стояли настоящие пушки-сорокопятки. В спортклубе работал папа, туда я ходила смотреть на играющих в бильярд военных, на борцов, тяже Но парк моего детства — это прежде всего Верманский сад, напротив нашего дома. Позднее парк переименовали в Кировский, а в начале х вернули имя его создательницы. Самые первые воспоминания. У входа в парк на углу улиц Меркеля и Кр. Барона безногие мужчины на тележках с колёсиками продавали прыгающие на резиночках шарики из папье-маше.
Инвалиды, вернувшиеся с войны, в какой-то момент они вдруг исчезли из города. И только спустя много лет мы узнали, что искалеченных войной одиноких людей, потерявших трудоспособность, эшелонами высылали за пределы городов в специальные «инвалидские» госпитали и дома-интернаты, такие как в Соловках и на Валааме, там такой инвалидный дом в бывших монастырских покоях закрыли только в году.
Фотографии калек ещё в году было запрещено публиковать в книгах и СМИ. Но остались щемящие рисунки художника Геннадия Доброва, сделанные в разных местах обитания инвалидов в семидесятые годы. В старинном здании, выходящем на улицу Тербатас, построенном в году, В этом павильоне и открыли наш детский сад, а в другом крыле — клуб профсоюза автодорожников, в народе — «Баранка». До сих пор напротив здания с колоннами, в окружении розовых кустов, стоят знакомые с детства скульптуры львов, между ними новый памятник основательнице первого общедоступного сада в Риге Анне Гертруде Верман.
Уже никто и не помнит, что до войны в здании с распашными зеркальными дверьми, мозаичными паркетными полами, лепниной на потолках, вычурными хрустальными люстрами и настенными канделябрами находился ресторан «Мазайс Верманя паркс». В помещениях ресторана и разместили группы нового детсада.
Через несколько лет особняк снесли, липы и каштаны вырубили, построили два здания, закольцевав правительственный комплекс. Ресторан — детсад — министерства.
Мне Росла в мире старинных вещей — в нашей квартире на Меркеля 2, в детском саду, в Доме офицеров, в филармонии в Большой гильдии, куда меня водили на концерты. О моем музыкальном образовании. История из раннего детства. Мне было года четыре. В нашей коммунальной квартире жила еврейская семья.
Один из сыновей, Эдик, прирождённый музыкант, играл на слух на любом инструменте. Дома у него был аккордеон. Слушая его, я возомнила себя музыкантшей, прожужжала родителям все уши про желание играть. Жили мы небогато. Поначалу инструмента дома не было, и я «играла» на большой раскладной картонной клавиатуре.
Но любивший меня папа где-то раздобыл старинный клавесин, предшественник фортепиано, уж и не помню, как его тащили по винтовой лестнице на пятый этаж и как оттуда выносили. Меня пятилетнюю приняли в музыкальную школу Дома офицеров. Ученье платное — 50 рублей в месяц на старые деньги. В классе фортепиано я была самой маленькой, там же учились не только разновозрастные дети, но и почти взрослые люди. Честно «отбарабанила» все семь лет, ежегодно сдавала экзамены по сольфеджио, музыкальной литературе и игре на фортепиано, принимала участие в детских концертах, забирав Через год или два на смену клавесину дома появился рояль.
Видавший виды Стейнвей. Тогда мы думали — орех, оказалось розового дерева. Клавиши слоновой кости. Папа — золотые руки, подреставрировал инструмент, восстановил резной пюпитр. Навещавший нас с камертоном настройщик наладил звук. Каждый день положенный час я разучивала гаммы, какие-то пьески, а папа во время моих домашних экзерсисов сидел на диване и слушал. Эту давнюю историю вспомнила, встретившись в Питере со знакомой, похожий рояль она перевезла из Риги в Петербург, где один из её сыновей учился в консерватории, успешно завершил учёбу, участвует в международных конкурсах.
В отличие от меня, закончившей музыкальную школу и практически забывшей игру на рояле. Осталась лишь любовь к хорошей музыке. Судьба моего рояля более прозаична. Из квартиры на Меркеля инструмент перевезли на Юглу, рояль занимал большую часть проходной комнаты, чтобы пройти в мою, приходилось буквально протискиваться мимо него. Решили с ним расстаться. Нашли человека, который вывез инструмент. Взамен привезли пианино. Апрель года. Мне десять лет. Одно из самых сильных детских потрясений — Первый концерт Чайковского в исполнении Вана Клиберна, так тогда произносили у нас имя американского пианиста Вэна Клайберна.
Имея постоянный воскресный абонемент в нашу филармонию, попасть на его концерт даже не мечтала. В Ригу молодой музыкант приехал из Москвы после победы в первом международном конкурсе имени Чайковского.
И вот чудо! Строгая, «ломавшая ученикам пальцы», Сара Исааковна, провела меня на концерт, так и не поняла, почему выбор пал на меня, не самую прилежную ученицу. В зале аншлаг.
Сидели с ней на ступеньках сцены. Момент незабываемого счастья. Никаких музыкальных талантов у меня учителя не обнаружили, разве что прилежание и желание не огорчать маму. Мои музыкальные «университеты» завершились получением в возрасте тринадцати лет первого в жизни диплома — об окончании семилетки.
С тех пор классическая музыка стала моей любовью на всю жизнь, а фортепиано любимым музыкальным инструментом. Новый год. В жизни каждого ребёнка с новогодней зелёной красавицей связаны самые радостные моменты. В моей памяти таких три. Первый — сама домашняя ёлка.
Всегда четырёхметровая, под самый потолок. Заносили зелёную красавицу на пятый этаж солдаты из Дома офицеров, Папа сооружал для нашей ёлки сосуд с водой, чтобы дольше стояла.
Игрушек было много, каждый год мама пополняла заветный сундучок, инкрустированный цветной соломкой, новыми экземплярами, приносимыми с работы, где билетёрши наряжали праздничные ёлки. За годы дома скопилось самых разных ёлочных украшений всех стилей и конфигураций. Громадные стеклянные шары, шишки, самоварчики, белочки и зайчики, ягоды и овощи, а потом и космонавты, звёзды и ракеты.
В другом деревянном сундучке — поменьше, хранились нитки разноцветных стеклянных бус, переложенные гроздями серебряного и золотого дождя. А ещё небьющиеся фигурки из папье маше, ангелочки в платьицах из тончайшей белой кисеи, пыталась найти похожие в интернете — не нашла. Непременно рядом с игрушками мы вешали на ветках конфеты в блестящих обёртках и мандарины, их привозил из Сочи папа в дощатом с прорезями ящичке-чемодане. Другая ёлка — и тоже обязательная — в Белом зале Дома офицеров.
С хороводом вокруг неё, Дедом Морозом, Снегурочкой и непременными фото на память с мамой и сестрой. Ещё одна ёлка Зимой в этом парке наряжали большую ёлку, ставили карусели и ларьки со всякими вкусностями, фотографы предлагали сняться в картонных санях, запряжённых медведем. Водила меня в этот парк, довольно далеко от нашего дома, старшая сестра с подругами.
Без этих аттракционов и фотографий Новый год был немыслим. Гагарин в космосе! Об этом я узнала по радио, сидя дома с ангиной. И потому всеобщего ликования в школе и на улицах не увидела. Носилась по длинному коридору нашей коммуналки и истошно хрипела: «Человек в космосе. Наш — советский! Над столом, где делала уроки, прикрепила вырезку из газеты «Пионерская правда», на фото Гагарин с красным галстуком на шее.
Отдельная тема — как мы одевались и обувались. Не помню, что в моём детстве можно было купить в магазине из одежды. Всё шилось и ещё чаще перешивалось-перелицовывалось. Не зря в послевоенные годы модными считались комбинирован И вместо блузок — манишки, сшитые из кусочков хорошей ткани, воротнички и вставочки надевались под жакет, создавая иллюзию дорогой блузки.
Удача — купить на толкучке отрез ткани или ношеную одежду, которую преобразовывали в новое платье или куртку. В обиход вошло слово самопошив. Кто-то шил сам. Кого-то одевала знакомая швея. До войны в Риге насчитывалось более белошвейных мастерских, мастерских и ателье по пошиву одежды и меховых изделий. Часть этого богатого наследия преобразовали в советские ателье индивидуального пошива первого, второго и третьего разрядов, понятно с разными ценами и сложностью сшитых изделий.
Множество белошвеек продолжали работать на дому. Мама шить не умела, потому одежду всем нам шила знакомая портниха, а иногда и папа, умевший всё. Мамино демипальто, вышедшее из её размера, перешивали сестре, а потом подделывали под меня. Папино драповое пальто перелицовывали и шили мне зимнее, из которого уже после школы я сама соорудила модную юбку-миди с большими накладными карманами, закрывшими прорези. Сестре везло больше, взрослой девушке доставались новые платья, сшитые в лучшем в Риге «Балтияс модес ателье» и модные джемпера, связанные в популярном Мне же чаще перешивалось ношеное, бывало и такое — платье для концертов в музыкальной школе портниха сшила из бархатной портьеры Дома офицеров.
С года в Риге издавался журнал «Ригас модес», он анонсировался как «помощник для семей и швейных мастерских в создании красивой одежды со вкусом». Всякими ухищрениями одевались мы все по моде. Сложнее было с обувью, особенно детской. Обычно девочки и мальчики носили одинаковые ботинки на шнуровке или сандалики, чаще всего коричневые.
Опять же повезло — на заводе, где папе делали протезы, нам по знакомству шили модельные «венгерки» из кожи вишневого цвета, маме и сестре на каблучке, мне просто высокие ботиночки с отворотами. Шик по тем временам! На зиму папа тачал всем нам бурки — сапоги с голенищем из белого фетра.
Мама носила настоящие кожаные сапожки на устойчивом каблуке, перешитые папой из армейских сапог, тоже доставшиеся мне по наследству. В моду женские сапоги на каблуке вошли позже, в х, привозились они из-за границы моряками или как мне, сестрой, жившей с мужем в Германии.
Оттуда же она привозила ткани и модные вещи. Мало что изменилось в плане одежды и в 70—80 годы, своим детям я тоже часто Походы за грибами и ягодами.
Мама была лучшей в Доме офицеров собирательницей лесных даров. Для служащих устраивали автобусные лесные десанты на полигон в Ропажи, родители брали с собой детей. Жуткая трусиха, я страшно боялась змей, и моя мамочка носила меня, уже пятилетнюю, через заросли папоротника на закорках. С тех самых пор грибной лес занял второе место после моря, а любимые цвета — синий и зеленый.
Семейный огород. Увитый хмелем домик, построенный отцом на выделенном нам огородном участке, содержался стараниями мамы в безукоризненном порядке. Ездили мы туда на трамвае, ходившим по улицам Суворова сегодня Марияс — Чака , и Авоту до того самого протезного завода, и далее пешком мимо стадиона «Даугава» и Метизного завода стадион остался там же, а на месте огородов давно построили жилмассив Плявниеки.
Стараниями мамы питались мы просто, но очень качественно, и как сегодня говорят, ели экологически чистые продукты.
Свежая зелень, овощи, ягоды и фрукты в изобилии присутствовали на нашем столе. А ещё варенья, компоты, ягодные, очень По осени дома шинковали капусту и квасили две большие бочки, да в придачу бочонок своих же солёных огурчиков. Мамино гостеприимство не имело границ. Заглянувших, даже без приглашения, знакомых непременно усаживали за стол в главной комнате, и угощали не чашкой чая, кофе в доме не пили, а предлагали отобедать — кормили всем лучшим, что было в тот момент на кухне и в закромах.
Фирменные борщи, голубцы, винегрет овощи не варились, а парились в печке-голландке , вареники с вишнями, черникой, творогом и картошкой, пироги с брусникой, маком который рос на огороде , грибами и другой начинкой. Всё это варилось-пеклось на дровяной плите, и оттого было духовито и необыкновенно вкусно. Возможно, такое хлебосольство мамы было следствием голодомора в юности, и запасы впрок тоже оттуда… А когда мы перебрались из центра города на Юглу, мама и там завела огород — в Межциемсе, на берегу Гайлэзерса.
Километр пешком через лес. Чаще ходили с мамой, иногда с папой, с детьми сестры, а потом и с моими. Огородная эпопея завер Был ещё один огород, уже в х. Но об этом во второй части книги. Она пошла в десятый класс, когда меня привели в первый. Ей уже хотелось гулять с ухажёрами, но приходилось присматривать за мной, и это её иногда доставало. В старших классах, помнится, в неё влюбился курсант из мореходного училища, что напротив нашей тогда женской школы.
Морячки приходили к девочкам на школьные вечера. На прощанье, уходя в плаванье, молодой моряк подарил Вале свою серебряную медаль. Кажется, это была первая любовь. После школы Валя поступила в мединститут. По окончании первого курса студентов-медиков по призыву Компартии отправили осваивать целинные земли в Казахстан. Шёл год. Москва готовилась к Фестивалю молодёжи и студентов, первому такого рода масштабному событию в СССР, куда съезжалось множество гостей со всего мира.
Провожали сестру со станции Ошкалны. Все пас Студентов везли на целину в товарных вагонах, на одном из них виднелась надпись «свиней — 10, коров — 2». Наверно, в таких же товарняках отправляли репрессированных из Латвии в Сибирь, но студенты тогда об этом не знали.
Прямо на станции отъезжающие целинники набивали, привезённым для этого сеном, тюфяки и подушки. Ехали в предвкушении долгого, но весёлого путешествия в Казахстан суток восемь, временами подолгу стояли на запасных путях, пропуская нарядные пассажирские составы с фестивальщиками.
Уезжали на пару летних месяцев, а задержались на уборке зерна в Кокчетавской области до глубокой осени. В одном целинном отряде с сестрой трудился в поле Виктор Калнберз, впоследствии известный хирург-ортопед, прославившийся тем, что первым в Союзе сделал операцию по смене пола.
Уезжала наша Валя с косами, а вернулась короткостриженной, в казахстанских степях промыть жёсткой водой длинные волосы просто невозможно. Где-то, курсе на третьем или четвёртом, сестра на танцах в Доме офицеров познакомилась со своим будущим мужем, капитаном КГБ Петром Широковым, кудрявым светлокудрым красавцем, двенадцатью годами старше её.
В году сыграли Расписались они без помпы, кроме свидетелей в загсе никого не было. Невеста в платье из белого муара. Жених в строгом костюме с белым галстуком-бабочкой. Свадебные церемонии и банкеты в ресторанах тогда ещё устраивали редко. Гуляли в нашей коммуналке на улице Меркеля.
Благо, площадь позволяла. В главной комнате-столовой раздвинули на три доски длинный стол, остальное пространство заняли столами поменьше. Готовкой и сервировкой занималась мама нашей соседки Скайдрите, профессиональная повариха ульмановских времён. До сих пор помню некоторые яства скорее немецкой, чем латышской кухни, каждое тщательно продумано и затейливо украшено.
Так, форшмак был оформлен в виде рыбки с головой и хвостиком селёдки, тушка была обсыпана мелко порубленным яичным желтком и «плавала» в покрошенном белке, из селёдочного рта торчали пёрышки зелёного лука. Там же впервые я отведала «ананас», как легко обмануть простодушную девчонку — на самом деле вкуснейшая кисло-сладкая маринованная тыква. Настоящий ананас попробовала много позднее, уже взрослой.
А ещё на столе на громадном блюде из старинного буфета водворился приготовленный целиком поросёнок, Блюда с фаршированной и заливной рыбой. И множество разносолов, распознать которые сходу было невозможно. Это была кухня, отличная от той украинско-польско-белорусской, что была у нас дома. После свадьбы молодые переехали в квартиру мужа на ул. Революцияс теперь Матиса , перевезли туда приданное невесты — комплект старинной кабинетной мебели.
И ещё через какое-то время уехали в Москву, куда Петра отправили учиться в спецшколу, Валя же жила в съёмной квартире в Тушино. В году на весенних каникулах мне посчастливилось побывать в столице-матушке Москве вместе с младшим братом Петра Мишкой из латгальской деревни.
За неделю сестра показала нам все главные достопримечательности. Красная площадь. Оружейная палата. Алмазный фонд. Зоологический музей. Ботанический сад. Незабываемые дни и мой первый вояж за пределы Латвии. Премьера: 16 декабря Музыка из этого фильма получила «Оскар», и сотни миллионов зрителей в разных странах мира, затаив дыхание, переживали за судьбу влюбленных.
Но идеологам СССР эта картина не понравилась, «Историю любви» не стали покупать для всесоюзного проката. Но зато журнал «Крокодил» прошелся по этой голливудской мелодраме едкой статьей штатного фельетониста Марка Виленского :. Как ее расхватывали! Люди неслись в книжные лавки сломя голову, обгоняя друг друга, словно им продавали не книгу, а рецепт вечной молодости. Недаром после такого всенародного признания пришлось и Голливуду раскошелиться на экранизацию книги Сегала Ах, бывшая голубая душа!
Ты не одна верила в непорочное зачатие бестселлера Эрика Сегала, в сказку о стихийно вспыхнувшем энтузиазме потрясенного читателя. Правда, солидные критики поражались: из-за чего, собственно, такой шум!
Дешевенькая, сусальная историйка о любви сына миллионера и бедной умирающей студентки, травиата по-американски. Сюжетная тропа, истоптанная до окопной глубины многими поколениями литераторов. Виленский М. В поисках рок жемчужин: группа The Pinups и второй альбом Hollywood Eyes. Hollywood Eyes - второй студийный альбом американской диско-нью-вейв-группы The Pinups, созданной немецким продюсером Peter Hauke и американским музыкантом Tony Carey.
О группе Увидев в авторах имя Тони Кэри, можно подумать, что это будет концептуальный альбом по стилю между Rainbow и Planet P Project. Это эйфорическое диско в исполнении женского квартета, которых было немало.
Вот только автор 9 песен из 10 - великий Тони Кэри, да и участницы группы обладали несомненным талантом и яркой внешностью Gor Team. Подарочные коды — Как вводить и где находить — State of Survival. Project Management Black Book. С user story всё как в Голливуде: кажется, что многие сериалы похожи друг на друга, но написать по-настоящему хороший сценарий даже для ремейка не так-то просто.
Ты должен жить этим фильмом, должен знать, что ты хочешь показать, какие моменты взять из жизни и как их развернуть перед зрителем. Считаем деньги! Вот это позиция сильного человека и гражданина России. Звезда балета Сергей Полунин, который знаменит на весь мир, недавно рассказал, что ему предлагали много интересных проектов в Голливуде:.
Но оставаться патриотом своей страны для меня намного важнее. Россия еще молодая в плане кинематографа. Зато у нее есть огромный потенциал, есть куда развиваться. Здесь куча талантливых ребят и куча возможностей, чтобы создать что-то свое. Хочется быть причастным к этому». Выезжая на гастроли в различные страны, Полунин никогда не позволял себе высказываться плохо о своей стране и её гражданах.
Вот такая, по-нашему мнению, должна быть позиция у артистов. Даже если вы выехали из страны, никто вас за это не осудит. Но не нужно из-за границы рассказывать о своей Родине гадости.
Но это только частное мнение, а что думаете об этом вы? Напишите в комментариях, нам будет интересно узнать ваше мнение. Новый мировой порядок. Второе Откровение Инсайдера. Спустя почти 3 года с момента первого выступления на англоязычном форуме godlikeproductions. Теперь уже на русском языке. Что Российские ученные знают об этом, и что современная теория происхождения нефти не верна. Подробности не помню. Инсайдер: Общепризнанная теория происхождения Evgen TEAM.
Как разблокировать магнитолу Рено. Игорь - разблокировка магнитол. Как восстановить код без снятия магнитолы? Как ввести код? Актёр Данила Козловский привык к той России, где каждый без последствий мог высказывать свое мнение, а уехав в Соединённые Штаты Америки: начал осуждать действия своей страны. Возможно он на самом деле поверил, что является великим актером и его примут с распростертыми объятиями в Голливуде, но этого не случилось.
И тут Данила решил вернуться обратно на заработки в Россию. Только вот времена изменились. На что быстро отреагировал народ и попросили генпрокуратуру проверить высказывания Козловского. Но удивляет другое — кто предлагает ему работу в театре, может пора и этих людей начинать проверять? Это собственно частное мнение. Может у вас имеется другая точка зрения?
Напишите в комментариях, что вы думаете про актера Данилу Козловского и его возвращение в Россию. Голливудский стиль: 5 правил интерьера. В конце 19 века район Голливуд был маленьким земельным участком в Лос-Анджелесе штат Калифорния. В начале XX столетия эта земля была куплена для одной чикагской кинокомпании, которая по праву лицензии на прокат кинофильмов открыла первые кинотеатры. Так в Голливуде зародился интерес к кино.
Уже через некоторое время вместе с наплывом туристов и эмигрантов — потенциальных зрителей, Голливуд получает главный толчок к развитию кинематографа.
Здесь открываются первые киностудии и впервые актеры фильмов получают массовую огласку под собственными именами или псевдонимами
